- Сейчас на Винзаводе выставка Вашего учителя Авдея Тер-Огоньяна «Самая плохая выставка на свете». В кураторском тексте он пишет: «Современное „плохое“ искусство делают хорошие художники…». Считаете ли Вы свои работы «хорошим плохим искусством»?
Я ещё не ходил на эту выставку. Говоря о своём творчестве, я называю его — неплохое вторичное искусство — вот чем я занимаюсь. Это не плохо? Конечно, нет. Это вторично? В общем и целом — да. Получается, что можно найти какие-то аналоги.
Мне интересны работы Авдея и выставки сами по себе, но я не стал бы свое творчество анализировать его методами.
- Вы начинали с участия в акциях Авдея Тер-Оганьяна. Сейчас вы работаете каждый в своем стиле и в своей логике. Когда произошел переломный момент?
На самом деле мне акции и перформансы всегда были немного дискомфортны. Я всегда прятался у себя в каморке, рисовал и потом где-то показывал, и смотрел неузнанный на реакцию людей. Мне кажется, это более интересно, чем какие-то акции.
Я очень сильно разочаровался во всей этой левацкой активности. Давно, а особенно после появления ребенка. Я участвовал во всем этом по инерции до 2008 года, но я давным-давно перестал быть левым.
Для себя я нашел удобную политическую систему, называется постлевый анархизм, с большим упором на индивидуализм, на капитализм и так далее. Это меня интересует гораздо больше, чем то, что было раньше. Странно, что некоторые люди не повзрослели, и для них вся эта чепуха является актуальной, это удивительно.
- Вы называете свои работы ремеслом. Насколько важны ремесленные аспекты в традиционном смысле этого слова? Или имеется в виду ремесло создания интересного визуала, и технические моменты не важны?
Эскизов я не делаю никогда. Под ремеслом я подразумеваю то, что делается руками, когда ты понимаешь как механически устроены какие-то вещи. Ремесло в смысле DIY(от англ. Do it yourself), то есть сделай качественно и хорошо своими руками, — я за такое ремесло. Берешь, учишься сверлить, научился — сверлишь.
Про теорию визуального восприятия я ничего не знаю и не знаком ни с кем. Я ничего этого не видел, не понимаю и не читал, — все делаю интуитивно.
- Важно ли «ручное производство»? Придумать идею и поручить исполнение другим людям или нейросети — не Ваш метод?
В последнее время из-за проблем со здоровьем мне приходится прибегать к большому количеству помощников, но я стараюсь, чтобы эти люди работали со мной, а не на меня. И я, конечно же, продолжаю сам делать работы руками.
Нейросеть для меня — какая-то чепуха, в которой я ничего не понимаю. Мне кажется, что я не подхожу для всего этого.
- Как происходит создание работы?
Как создаются работы — сказать сложно. Иногда бывает нужно сделать шесть картин, и ты их делаешь. Никаких референсов, никаких подходящих цитат при этом я не ищу. Я не знаю, откуда взялся этот странный миф, что я что-то цитирую. Может, я процитировал что-то всего лишь два-три раза! В основном никаких цитат нет, это я говорю! Тем не менее по интернету гуляет текст о том, что я и то и другое цитирую. Я его прочитал и не понимаю, почему люди думают, что я что-то цитирую, ведь я это придумал.
- В одном из интервью Вы упоминали, что Ваш отец был хорошим графиком.
Мой отец не был профессиональным художником, но мог бы сделать прекрасную карьеру книжного графика или же художника-станковиста. Он очень был талантливым, но это все, к сожалению, утратилось из-за пагубных привычек.
Отец талантливо создавал зарисовки к заметкам и запискам. Он рисовал в них портреты всех членов семьи, и собаку, и кошку, и как-то он очень очаровательно это делал и очень похоже.
- Теперь понятно, откуда у Вас интерес к сочетанию текста и изображения.
У меня очень много влияний. Допустим, такая тотальная слоистость — это очень характерно для моей бабушки, Елены Радкевич, которая жива до сих пор и является художником в студии Белютина. Ее работы полу-абстракционистские и авангардистские. И у нее всегда всё как-то накладывалось друг на друга, причём даже не в картинах, а в быту — всегда масса каких-то слоев, куча всего, одно на другое наложено, но все очень со вкусом и красиво сделано.
- С такой бабушкой действительно нет смысла читать теоретические труды по композиции, все в процессе общения узнаешь!
Не стоит переоценивать степень ее влияния на мое творчество. Оно, безусловно, есть, но все же не всеохватное. Её быт оказал больше влияния, возможно также я от нее унаследовал композиционное чутье.
В квартире Елены Радкевич — бабушки художника.
Автор: София Боровикова
